Совет второй: НА ПАРОХОДЕ ПО ОБИ
Отправляться в 1882-м году в Бийск я категорически не советую.
Во-первых, погода в Сибири в тот год выдалась премерзкая. Весной два месяца шли дожди и стояли холода, дело доходило до заморозков. В белка́х – так на Алтае называют горы – то и дело падал снег. 1 июня и вовсе случилась трагедия: двое крестьян деревни Мартюшевой и один Большой речки отправились в белки́ за черемшой, но попали в буран, сбились с дороги и замерзли насмерть.
В буран!
1 июня!
Затем верстах в двадцати от Бийска выпал град величиной с куриное яйцо, побил хлеб и вышиб по деревням стёкла. На следующий день ртуть в столбиках термометров так резво рванула вверх, словно её подкачивали насосами: началась невыносимая жара.
Во-вторых, единственная гостиница Бийска настолько ужасна, что упомянул об этом даже «Путеводитель по всей Сибири и Азиатским владениям России». Сам Бийск расположился на болотах и в те годы постоянно утопал в болотной жиже. До половины мая многие дома подтапливало водой, а когда вода отступала, грязь не просыхала порой и до осени. Как сообщал тот же путеводитель: «весною и в ненастное время все это пространство покрывается лужами стоячей воды и издает такое благоухание, что стороннему человеку его перенести трудно».
В-третьих, регулярного пароходного сообщения в 1882 году между Бийском и Томском еще не существовало. Хотя отдельные пароходы были известны на Иртыше и Оби с 1838 года, ходили они, в основном, между Тюменью и Томском, а в сторону Бийска начали плавать лишь в середине восьмидесятых. Да и что это за пароходы?
Вот как описывает поездку третьим классом на пароходе Курбатова и Игнатова «Сибирская жизнь» в 1886 году: «Над вашей головой сушится матросское белье, теснота неимоверная, которая может еще увеличиться, если матросам вздумается, накупив массу арбузов, занять ими лавки под тентом; столы, на которых приходится есть – грязны, обращенная к вам ругань лакеев и толчки матросов – не редкость, зачастую приходится дрожать от холода, а за право согреться надо еще особо заплатить: вывешенная такса гласит, что за «прибор» к чаю берется 5 копеек… Между тем…рейсы продолжаются пять-восемь-десять, а до Бийска на буксирном пароходе и двадцать дней!»
Ещё менее комфортно будет путешествие в допароходную эпоху. До нее было два основных способа идти против течения: лямочники и коноводки. Первые суть бурлаки, тащившие суда на лямках. На Оби им приходилось куда тяжелее, чем на той же Волге: берега у нас более дикие, сплошной лес, а не степь. Второй же способ – использование лошадей. Вот как описывает подобное судно очевидец: «Самое безобразное и неуклюжее из всех судов, разумеется, коноводная машина, заменявшая прежде пароход. Правда, машина эта изобретена не русским самородком, а французским механиком Пуадебором, в 1815 году, но и француз действовал тут под влиянием того русского гения, по которому иностранец, приехав в Россию, становится иным человеком. Она имеет вид плавающей деревни. Плоскодонное судно, срубленное из самых толстых брусьев и обшитое досками, имеет две палубы и снабжено разными клетушками и миниатюрными раскрашенными домиками. На машине помещается от восьмидесяти до двухсот лошадей и от шестидесяти до двухсот рабочих. Способ плавания на это допотопном судне заключается в следующем. На лодке завозят и бросают в воду якорь, укрепленный на канате в 6-8 вершков в окружности; другим свободным концом канта навертывается лошадьми на вертикальный вал, и таким образом судно, по мере наматывания каната, приближается к закинутому якорю. Потом якорь вытаскивается, снова закидывается, канат наматывает на вал и т.д. Коноводная машина делает в сутки от 20 до 30 верст, она может тащить до 20 подчалков с грузом в 500 пудов».
Обь и Иртыш только казались путнику тех лет тихими. Частые обвалы высоких берегов, подмываемых водой, порождали огромные волны, опасные для судов на расстоянии до двадцати верст. Правда, избежав опасности, можно было надеяться на богатый улов. В одной из своих книг Ядринцев описал случай у д. Семейки на Иртыше, где после обвала берега и поднятой волны деревенские вытащили около тысячи всплывших язей.
Нет, отправляться в 1882-й год категорически не советую! Если уж путешествовать по Оби, то лучше в 1892-м. Транссиб еще не построили, но уже вовсю ходили новые комфортабельные пароходы. А как их встречали в Томске! На Воскресенской горке о прибытии каждого возвещал поднятый флаг, а по гудкам томичи запросто различали и сами суда. Кстати, очень рекомендую местную гостиницу «Еропейская» на улице Магистратской. Расположена в самом центре города в трехэтажном кирпичном особняке и оборудована по последнему слову техники XIX века. Даже телефон есть, правда, не помню, с какого именно года.
Но мой вам совет! В полной мере наслаждаться путешествием на пароходе лучше в 1912 году: паровое отопление, электрическое освещение и даже электрические вентиляторы, разгонявшие лопастями дневной жар. Прямо в каюте стоял умывальник, и стол со свежими на момент отплытия газетами и журналами, и даже пианино на случай, если заскучавшему пассажиру вздумается помузицировать. Имелись для публики первого класса на пароходе и отдельные ванные комнаты с душем. А уж какой буфет работал с рассвета до полуночи! Первоклассный буфет. Гордость речной компании Евдокии Ивановны Мельниковой, самой известной в России женщины-пароходовладелицы. Правда, и цены там были по карману лишь весьма обеспеченной публике. Кстати говоря, не стоит пользоваться микрофинансовыми услугами ростовщиков. Дерут по 10-12% в месяц, а залог могут и не отдать. Очень мутная публика!
Знаете что?
Совершите лучше добрый поступок – спасите жизнь человеку. В последних числах сентября 1897 года, где-то между Семипалатинском и Павлодаром, пароход тянул по Иртышу баржу. Около посёлка Лебяжьего та ударилась о берег, последствием чего стало падение с неё деревянного сортира, державшегося на железных крючьях. К своему несчастью внутри сортира находился в это время крестьянин Вятской губернии Кирилл Черных, который при падении погиб. Более нелепой смерти – предстать перед Господом со спущенными портками – я и не припомню.
Спасите бедолагу! Пусть лучше штаны отстирывает.
Игорь Маранин