Главная Новости «Нет более одинокого занятия, чем писательство»

«Нет более одинокого занятия, чем писательство»

«Говорит и показывает библиотека имени Льва Николаевича Толстого. Здравствуйте, дорогие друзья!» – этими словами традиционно началась трансляция очередной передачи цикла «Книга в кадре». На шестую по счёту встречу, названную «Разговор с юбиляром», мы пригласили любимого писателя, давнего друга нашей библиотеки, Члена Союза писателей СССР с 1982 года, Союза писателей России с 1992 года, Союза журналистов России с 1974 года, Нью-Йоркского клуба русских писателей с 1997 года, ПЕН-клуба с 2002 года, Заслуженного работника культуры РФ (2007), лауреата многочисленных премий, переводчика Геннадия Мартовича Прашкевича.

В разговоре приняли участие: начальник управления культуры мэрии города Новосибирска  В. Е. Державец, директор ГПНТБ СОРАН, кандидат технических наук  А. Е. Гуськов, заместитель директора по связям с общественностью ГПНТБ СО РАН, кандидат педагогических наук Д. М. Цукерблат, директор ЦБС им. Л. Н. Толстого Октябрьского района Н. Н. Новикова, руководитель литературного клуба при ГПНТБ СО РАН А. Метельков.

В начале встречи Наталья Николаевна Новикова от имени всего коллектива библиотеки сердечно поздравила юбиляра. «Мира, добра, благополучия, – высказала общие пожелания директор ЦБС, – здоровья, долгих-долгих лет жизни, исполнения всех Ваших желаний, и чтобы было написано ещё много книг! Всего Вам доброго!»

Мы с нетерпением ждали этой встречи, тщательно готовились… Но последующий разговор превзошёл все наши ожидания. Гости зачитывали отрывки из книг писателя:  «Теория прогресса», «Красный сфинкс», «Секретный дьяк»…  Геннадий Мартович оказался прекрасным собеседником, замечательным рассказчиком! Трансляция длилась больше часа, желающие могут с удовольствием посмотреть видеозапись на нашем сайте. А здесь приведём лишь некоторые фрагменты разговора.

Вопрос: Геннадий Мартович, какими были Ваши первые шаги в литературе?

Геннадий Мартович: Это было замечательно. Я родился и рос в глубокой провинции. Мне было чрезвычайно интересно увидеть газету «Заря», которая выходит в Кировском районе Красноярского края, где было сказано, что я — единственный человек из этой деревеньки, который где-то чем-то отличился. Затем я учился в школе на станции Тайга (Кузбасс). И это было очень хорошее место, хотя оно было провинциальным и тихим, там была газета под названием «Тайгинский рабочий» (её недавно переименовали, раньше она называлась «По сталинскому пути»). Там я разместил свои первые стихи. Они были посвящены девочке и большой любви. Потом закончилась  любовь – и закончились эти стихи. Это было начало моей литературной деятельности.

Вопрос: Расскажите  историю с цензурой. Что ж такого крамольного было в Ваших стихах?

Г. М.: У меня в 1968 году должна была выйти первая в моей жизни книга стихов. Я жил в то время на Сахалине, работал в научно-исследовательском институте. Уезжал в поле и знал, что осенью вернусь, и у меня выйдет первая книга! Это же очень здорово!

Когда я вернулся осенью и пришел в издательство, там царила унылая атмосфера. Директор был уволен, а редактор ожидал меня, чтобы сообщить, что случилось. Оказывается, цензура остановила книгу стихов. И когда я спросил: «А что, собственно, случилось?», он дал мне невероятный совет: «Сходи сам к цензору и узнай». Это было невероятно, потому что в советское время ни один автор категорически не мог встречаться и беседовать с цензором – только редактор! Но я был тогда довольно молодым и наглым, я нашёл это место, этот кабинет. И когда вошёл, увидел там молодую, симпатичную женщину. Узнав, что я автор, она тут же сориентировалась и сказала:

— Как здорово, мне так нравятся Ваши стихи!

Я понял, что сейчас мы решим проблему, и спросил:

— Что же там случилось?

— У Вас там есть некоторые ошибочные взгляды.

— На что?

— На князя Святослава.

Я был поражён, потому что в эту книжку вошёл маленький цикл стихов о Болгарии…

Я сказал:

— Вы скажите, в чём проблема? Мы сейчас просто уберём этот стишок…

— Судя по Вашему стихотворению, князь Святослав ровно 1000 лет назад, в 968 году, вошёл в Болгарию, прошёл до Пловдива, выжег все виноградники и спокойно сел в Переяславце…

— Что же тут такого странного, это же во всех учебниках есть!

В следующий раз для доказательства исторических сведений я пришёл с томом академика Державина, довольный, что сейчас всё решится и книга выйдет. …Наконец она подняла голову и сказала:

— Да, всё так, в 968 году князь Святослав вошёл в Болгарию, совершил то-то и то-то… Но вы же понимаете, какой сейчас у нас идёт год. Вот тысячу лет назад, в 968 году, наш советский князь Святослав мог делать в братской стране Болгарии всё, что ему заблагорассудится. Но в 1968 году мы ему этого не позволим!

Книга была уничтожена, 10 лет печататься я нигде не мог. Но это было здорово, Господь лучше знает, что нам надо. Я за это время выучил болгарский язык, переводил болгар, составил антологию современной болгарской поэзии…

Все люди, с которыми я встречался – и плохие, и хорошие – давали мне чудесные советы.

Вопрос: Правда, что путь в науку Вам открыл учёный-палеонтолог и писатель-фантаст Иван Антонович Ефремов?

Г. М.: Ещё в школе я написал ему письмо, меня интересовала палеонтология. Я, честно говоря, не ожидал, что он мне ответит: слишком крупная величина – и провинциальный школьник, которому захотелось о чём-то поговорить. Но чудеса бывают! Я получил от него письмо, затем мы переписывались. Он отправил деньги, я собрал нескольких ребят, мы поехали под Мариинск, там копали окаменелости — «тиранозавров»…

А затем он пригласил меня в Москву.

Когда я попал в столицу, я жил там в палеонтологическом музее. Ночью просыпался, вокруг скелеты, тьма… Это чудо, моя мечта наконец-то сбылась! А вечером Иван Антонович спускался из своего кабинета, звал меня, и мы с ним шли по Большой Калужской (нынче Ленинский проспект) и просто переговаривались. Я шёл рядом и думал: это же Ефремов идёт! Мы же сейчас можем говорить о космосе, о науке – о чём угодно! Но ему, видимо, было скучно разговаривать со мной о космосе. И он задавал мне неожиданные вопросы о литературе.

Он очень крупный учёный, прекрасный писатель. Ефремову я обязан не только тем, что он меня вытащил из провинции, помог развиваться и куда-то идти. Но он мне первый открыл глаза на то, что такое литература. Если бы не Иван Антонович, то я, может быть, так и остался бы любителем фантастики.

Что касается братьев Стругацких… Вот везло мне в моей жизни! Я, можно сказать, счастливчик, потому что постоянно натыкался на людей совершенно замечательных, очень крупных и в то же время очень человечных. Именно такими оказались братья Стругацкие. С Аркадием я познакомился впервые в 1976 году в Москве на крупном семинаре по фантастике, который шел целый месяц. Мы смотрели фильмы, перед нами выступали совершенно замечательные учёные и писатели – это было прекрасно! Мы в то время обожали  книги Стругацких! И Аркадий Стругацкий прочитал нам лучшую лекцию о прелести прочитанных детских книг!

Вопрос: Геннадий Мартович, Вы написали несколько книг из серии «Жизнь замечательных людей» — о Герберте Уэллсе, братьях Стругацких, Жюле Верне, Рэе Брэдбери, Станиславе Леме и Джоне Толкине. Что важного поняли для себя, соприкоснувшись с жизнью и творчеством этих писателей?

Г. М.: Я очень ценю свой опыт обращения к биографиям: от каждого писателя идёт нечто очень мощное… И параллельно узнаёшь много удивительных вещей! И тогда начинаешь понимать, что литература – это не просто бумага,  а живые люди.

Это целая школа для меня. Потому что Уэллса я любил с детства. Это один из великих писателей, и до сих пор он остаётся классиком мировой литературы. Жюль Верн в детстве оказывал огромное влияние!

Все перечисленные пять или шесть биографий были написаны мною в соавторстве. Мы писали не просто так, а имея все документы. Когда читаешь книги, то автор остаётся немного позади. Кто знает о трагической биографии Жюля Верна? Я постарался это донести до читателей. Кроме того, кто знает, что у Жюля Верна есть два на самом деле великих романа, которые повлияли на развитие европейской литературы? Я не буду говорить про «Таинственный остров», где он на самом деле ввёл нового героя. Ведь раньше были мстители – у Дюма, Бальзака: кто-то совершил что-то нехорошее, и появляется граф Монте Кристо, который всех ставит на место… А Жюль Верн написал роман, где шторм выбрасывает на остров пять человек, и они сами всё строят, никого не наказывают, это строители и созидатели.

И ещё есть роман, который слабенько выглядит из-за плохого перевода на русский язык, но он повлиял на глубинные процессы европейской литературы, потому что весь сюрреализм вырос из него — романа  «Замок в Карпатах»…

О Толкиене. Толкиен, на мой взгляд, нанёс большой вред литературе и нашей фантастике в частности. Чего я терпеть не могу –изображение темы борьбы добра и зла. Борьба добра и зла всегда происходила и происходит внутри нас. Но нет – все оказывается просто: эльфы добрые, если они порубят проклятых гоблинов. А когда писатель садится и пишет скучную книгу про гоблинов и эльфов – это уже вырождается литература, вырождается фантастика.

Вопрос: Отдельная тема – Ваши исторические романы. «Русская Гиперборея» – остросюжетная трилогия, посвященная истории освоения Сибири и Крайнего Севера в XVII-XVIII веках. В книгу вошли романы «Носорукий», «Секретный дьяк, или Язык для потерпевших кораблекрушение» и «Тайна полярного князца».

«Отличная вещь! – прочитав «Секретного дьяка», писал Вам Борис Стругацкий. – Вы один из поистине немногих в нынешней России, кто умеет писать исторические романы».

Г. М.: Во время подобных бесед, при таких встречах я ещё раз обращаю внимание на то, что подходить к таким вещам надо философски. Я приведу пример. Хабаров, которому ставят памятники, был одним из самых жестоких российских землепроходцев. Он был настолько свиреп, что сами казаки его связали и увезли в Иркутск к воеводе Пушкину… Но он привёз огромное количество пушнины, открыл для России целый край, новые горизонты океана. Остался Хабаров!

Добро и зло – лучше о них говорить на образах Хабарова, Атласова, Геннадия Козыревского, потому что тогда понятны становятся наши какие-то падения и возвышения. Если бы они все боролись со злом, то мы прошли бы до Тихого океана, а дальше надо его переплывать и там бороться со злом, а зла и добра хватает на всей нашей территории. Для меня это и есть философское единение добра и зла.

Я одно могу сказать: я счастлив, что сумел написать эти вещи, особенно «Секретного дьяка». Считаю это моей лучшей вещью, она  много переиздавалась, и её многие любят и знают…

Что было толчком для написания? Однажды я выступал в какой-то школе, и меня спросили: «А что было на этом месте раньше?» И я про себя прикинул: ну, я на 200 лет могу спуститься, а дальше что, одни мамонты здесь ходили? Мне стало интересно, и я полез в учебник истории: что о Сибири дают нашим детям? Истории Сибири в нём  посвящалась всего одна страница… Я начал изучать и  напал на такие невероятные документы! Думаю, что эта книжка полезна. Редкий случай похвалить себя: «Молодец, Гена, что написал»!

Вопрос:  В чем для Вас заключается счастье писательского труда?

Г. М.: Многие думают, что один писатель хочет высказать себя, свою богатую, огромную душу, чтобы все сразу стали богаче. Другой  хочет написать такие приключения, чтобы все ахали и покупали эту книжку. У меня никогда не было желания работать так или этак. Просто так получилось у меня в жизни, что довольно рано в библиотеках я много читал и меня привлекла философия. Будучи совсем молодым человеком, я наткнулся на учение Юнга – и оно меня поразило. Я понял, что писатели на 80 % ошибаются, когда хотят писать приключения или открыть свою душу. Этот доблестный ученик Фрейда говорил, что все мы – это то, что у нас есть, своё собственное. Но когда встречаются два человека и они разговаривают, то не стройте иллюзий. Это не два человека разговаривают, это разговаривают две их персоны, потому что каждый хочет выглядеть чуть умнее, чем он есть, хочет скрыть свои тёмные стороны. Это беседа двух персон во всяких встречах является главной. А когда писатель садится и выкладывает первые строки, то эта персона исчезает, и на листе бумаги ты остаёшься один. Потому что нет, наверное, более одинокого занятия, чем писательство: ты один на один с собой. Пока ты не закончил рукопись, никто тебе не подскажет, хорошо это или плохо. Когда ты закончил, найдётся огромное количество людей, которые скажут: как это плохо, плохо… И ты должен стоять и верить, что твои соображения, твои «умствования», а на самом деле философствования – имеют свою цену. Вот с этого начинается писатель.

Вопрос: Вы обладатель большого количества премий, только что в Санкт-Петербурге Вы в третий раз стали лауреатом престижной АБС-премии, а также Вы получили в этом году не менее значимую премию им. В. И. Бугрова. Какая из премий Вам наиболее дорога?

Г. М.: Трудно ответить. Естественно, премии АБС, потому что они связаны со Стругацкими. И это означает высокую долю ответственности и вкус. Прежде всего, вкус и меру, потому что безвкусие и отсутствие меры в наше время становятся ужасным наказанием – и для читателей, и для писателей.

Но я же ещё обладатель премии «Аэлита», которая в советское время давалась один раз в жизни тому писателю, который в какой-то год признавался лучшим. Я был 13-ым после А. и Б. Стругацких, после С. Снегова… Это было здорово.

Есть у меня среди великолепных статуэток маленькая глиняная птичка, свистулька. Но, дорогие мои друзья, это премия Н. Карамзина, которая существует с 1934 года. Её лауреатами были Ю. Тынянов, В. Тан-Богораз, Б. Эйхенбаум и так далее… Получить такую птичку – это что-то значит…

Поэтому я отвечу коротко: сами по себе премии ничего не значат. Там, где есть деньги – это уже хорошо. Но самое главное – это то, что эти вот «птички» поддерживают тебя,  и начинаешь сам с собой говорить напрямую. Это очень важная вещь. Беда наша человеческая, что мы с самим собой часто не умеем разговаривать.

Вы сегодня каждый прочитали по какому-то кусочку, я совершенно иначе всё это услышал. Сам я перечитывать свои книги не могу, потому что открываю – и знаю, что будет дальше. А вас послушал, думаю: да-а-а, смотри-ка, что-то есть в этом… Спасибо вам за это, вы мне открыли глаза…

И напоследок:

Г. М.: У меня такое впечатление последние 10-15 лет, что библиотеки – это, может быть, последний форпост культуры, который ещё не сдаётся, ещё стоит. Я гляжу на этих людей – у них хорошие лица, у них хорошие глаза, они читают, а главное – они передают это другим.

Завершилась встреча анонсом следующей передачи, которая состоится 28 сентября, и речь в ней пойдёт об экранизации романов Л. Н. Толстого. В передаче примет участие доцент НГПУ Евгений Васильевич Суховерхов. Следите за объявлениями на сайте библиотеки.

Ждем ваших отзывов и пожеланий.

Подготовила Людмила Игнатова,
начальник Рекламно-издательского отдела
ЦБС им. Л. Н. Толстого

«Нет более одинокого занятия, чем писательство»

«Говорит и показывает библиотека имени Льва Николаевича Толстого. Здравствуйте, дорогие друзья!» – этими словами традиционно началась трансляция очередной передачи цикла «Книга в кадре». На шестую по счёту встречу, названную «Разговор с юбиляром», мы пригласили любимого писателя, давнего друга нашей библиотеки, Члена Союза писателей СССР с 1982 года, Союза писателей России с 1992 года, Союза журналистов России с 1974 года, Нью-Йоркского клуба русских писателей с 1997 года, ПЕН-клуба с 2002 года, Заслуженного работника культуры РФ (2007), лауреата многочисленных премий, переводчика Геннадия Мартовича Прашкевича.