Если во время путешествия во времени у вас украли лошадь, тотчас заявите об этом в полицию. Но чуда не ждите: вашу пропажу, скорее всего, не найдут. Что же делать? Готовить деньги! Лошадь придется выкупать.

Времена суровых наказаний за конокрадство к девятнадцатому веку давно миновали. Это в древние времена Псковская судная грамота ставила «коневого татя» наряду с переветником (государственным изменником) и устанавливала для него смертную казнь. В княжеской Москве конокрадов считали «лихими людьми» и тоже приговаривали к смертной казни. Но постепенно кони дешевели, а нравы смягчались. В XVII веке за угон одной лошадиной силы «всего лишь» отрубали руку, да и то не всем. Встретите во времена царя Алексея Михайловича однорукого человека – сторонитесь.

Полтора века назад конокрадов ждали арестантские роты, а после них – служба в солдатах. Если же к военной службе отбывший наказание оказывался неспособным, то его высылали в Сибирь. Высланный в Сибири конокрад чем занимался? Правильно! Начинал красть лошадей. Оттого ситуация с угоном живых двигателей гужевого транспорта сложилась в Сибири просто катастрофическая. В 1898 году в Томской губернии было уведено 2157 лошадей в 583 селениях. Это официальная цифра! Неофициальная же (когда жертвы не сообщают в полицию) была выше в несколько раз. С помощью полиции отыскивалось не более девяти лошадей из ста. Например, в Балаганском уезде за три года с 1898 по 1901 зарегистрировано 4655 украденных лошадей, разыскано и возвращено хозяевам 390.

«Этот социальный недуг принял в последние годы характер грозного общественного бедствия… – писала пресса, – Крадут лошадей и на дворах, и в полях. Виновные редко попадаются в руки правосудия, еще реже находятся покраденные лошади, угоняемые за сотни верст; случается, что подозреваемые в краже, иногда даже задержанные с чужими лошадьми, попадают под арест, но потом выпускаются по недостатку улик и являются жестокими мстителями тех несчастных крестьян, которые решились задержать конокрадов или донести на них начальству. В виду этого крестьяне или прибегают к самосуду над конокрадами, когда поймают их на месте преступления, или безмолвно выкупают своих лошадей и предают дело забвению». Угоняют десятками голов и табунами; «нередки случаи, что зажиточный хозяин вдруг становится безлошадным, и, не находя способа к восстановлению потерянного благосостояния, обращается постепенно в сельский пролетариат».

Что же делать, если у вас угнали лошадь?

Поспрашивайте крестьян в ближайшем селе, они вам обязательно подскажут адресок, по которому выкупают своих лошадок у похитителей. Если вы путешествуете в 1904-1905 годах, то я тоже подскажу: отправляйтесь в Минусинский уезд на Канычинскую заимку к гражданину Узунову. Это главный коневой тать Сибири начала прошлого века, Мориарти сибирского разлива. Началось всё с того, что он собрал конкурентов по своему бесстыдному ремеслу и предложил воровать артелью. Образовалась большая шайка, во главе которой встал сам Узунов. В его подчинении были конокрады, чаще всего из инородцев. Дело в том, что по положению об инородцах 1822 года дела о кражах подлежали ведению Словесной расправы (так назывались инородческие суды) и признавались не уголовными преступлениями, а гражданскими исками. Хотя инородческие суды и присуждали с лиц, уличенных в конокрадстве, денежные взыскания в пользу потерпевших, но за отсутствием у инородцев имущества эти решения судов Словесной расправы чаще всего оставались без исполнения.

Помимо конокрадов в подчинениии Узунов были также пастухи, укрывавшие в табунах краденых лошадей как «пригульных». Посадить их было невозможно: мало ли откуда приблудилась та или иная кобыла? Ещё были соучастники в кражах, притонодержатели, свои люди в полиции и судах… Все эти нити Узунов крепко держал в собственных руках. На Коныченской заимке он лично принимал челобитчиков-потерпевших, выслушивал их заявления, брал дары (водку и самогон), определял размер выкупа, брал деньги и указывал место, где можно получить своё движимое имущество назад. «Репутацией» своей Узунов очень дорожил и на возвратных сделках никого не обманывал: если его люди не могли выдать похищенных лошадей, то прямо заявляли о том потерпевшим. Получение же выкупа безусловно гарантировало выдачу лошадей.

Как всё-таки меняются нравы! Мы справедливо ругаем свой век, но всё же не выкупаем угнанные машины у их похитителей. Поэтому, отправляясь в прошлое, лучше всё же не рисковать, лошадей не заводить, а пользоваться услугами извозчиков. И держитесь подальше от Минусинска! Лучше в Томск поезжайте, в 1898 год, там такие милые барышни по улицам разгуливают! Как сообщает газета «Сибирская жизнь» от 26 июня: «…мы были свидетелями бесцеремонного обращения женского персонала. Дня два тому назад нам пришлось проходить мимо университета. Впереди нас шли две молоденькие барышни и судя по их веселому разговору довольно легкомысленного поведения. Навстречу им проходил, судя по внешнему виду, один из железнодорожных служащих. Поравнявшись с ним, одна из барышень по адресу его громко расхохоталась, а другая, бесцеремонно остановив его и спросив фамилию, требовала, чтобы он угостил их в пивной…» Ах, милый университетский Томск с его свободными нравами!

«Всё это печально», – констатировал автор заметки в газете. Не соглашусь. Езжайте в Томск! Только не забудьте мундир железнодорожного служащего.

Игорь Маранин